no one feels bad for you
коул|рой, есть ли жизнь после судебного иска
1401 слов (нужно было дописать еще 87)
донт джадж ми
ето словоблудие. не нужно его считать каким-то контентом, ибо это просто пис оф май майнд, который вырвался наружу, чтобы гештальт закрылся (лайк евери авер фингз ай ду)
>словоблудиеВообще-то Рою жилось не плохо даже если для того, чтобы купить молока (но чаще всего это было виски) ему пришлось нанимать человека. Даже если в его дверь барабанили с утра до вечера бандюганы и папарацци. Рой чувствовал себя нормально. Он больше спал, больше ел, больше пил. Полицейские машины каждый вечер устраивали дискотеку возле его дома сверкая огнями и разгоняя толпу, собравшуюся вокруг его дома за день. Газон возле него давно уже не подстригался, да и не нужно ему было это, так как он давно уже пал смертью храбрых под сотнями ботинок и туфлей. Сам дом был в состоянии удовлетворительном, иногда секретарше Роя пришлось закрашивать угрозы, написанные на его стенах, но зато ей платили за это отдельно.
Внутренности дома – это была отдельная история. Домохозяйка Роя давно уволилась, прослышав, что ее итак не чистый на руку хозяин, ввязался в новое дерьмо. В квартире продолжала убираться только его секретарша, которая пыталась из-за всех сил привести помещение в порядок, но тщетно. Убираться приходилось вокруг хозяина дома, который просиживал на своем диване 24\7, если конечно не выходил в суд, полицию или до холодильника. Но чаще всего до холодильника пришлось ходить ей. Она уже отчаялась и перестала вытирать пыль на верхних полках, чистить ковер вручную, приносить цветы. Вместо этого она пылесосила, смахивала пыль чем под руку попадется, а чтобы запах алкоголя не щипал ноздри, опрыскивала дом освежителем с запахом альпийских гор. Второй этаж, к ее огромному счастью, убирать не приходилось. В оплате своего труда она была довольна: сумма не большая, но в нее входил отличный еженедельный пьяный секс.
У Роя Эрла было дел невпроворот, хотя дело было всего одно – уголовное. В первые недели Рой отлично себя чувствовал по этому поводу. У него было хорошее настроение: немножко испоганенное, но все еще цинично настроенное. У него был отлично выглаженный костюм и свора адвокатов. Он ходил по участку, смотря на бывших коллег сверху вниз. На Коула Фелпса он старался смотреть сверху вниз как можно интенсивнее.
Когда у Роя забрали значок, его спесь немного поубавилась. Спесь поубавилась еще сильнее, когда ему настрого посоветовали не приближаться к участку. Тогда Рой и решил нанять секретаря. Тогда от Роя ушла домработница.
Еще несколько недель и от бывшего Мистера Эрла не осталось и следа. След, а если сказать точнее – мокрое пятно, осталось от его ущемленной гордости, убитого самолюбия, избитой в кровавое месиво самонадеянности. Его дом, изобиловавший разными алкогольными напитками, начал медленно от них освобождаться. На их место приходили новые, а бутылки не успевали исчезать, когда появлялись новые. Рабочий стол, в который быстренько переквалифицировался чайный столик, был разделен на два лагеря: с бумагами и с выпивкой. И нельзя было разобрать чего было больше.
И все же, несмотря на то, что Рой не просыхал последние месяцы, он держал свою голову трезвой. Но прошлую жизнь уже было не вернуть.
Что до Коула, то всеми клеточками своей незамутненной справедливой души жалел о содеянном. Ночью он спал хорошо, но утром, по пути на работу, чувствовал себя отвратительно. Жена уже давно сьехала от него вместе с ребенком, а Эльза была слишком занята, чтобы скрашивать его одиночество. Последним оплотом человечности, который остался у Фелпса, был Бековски, который не бросал его с тех пор, как они встретились в первый раз. С тех пор он и не затыкался. Когда Коул сообщил Стефану за бутылочкой пива о том, что написал на Роя Эрла заявление, Бековски пытался угадать по какой статье. Он был чрезвычайно раз услышав, что этого ублюдка наконец посадят. Он поднял тост, за что, Коул уже забыл, но потом повернулся к стойке бара и умолк, смотря куда-то в пустоту. Если бы Фелпс знал, то он бы понял, что напарник задумался о бесчисленных случаях помощи, которые Рой отказывал не только ему, но и транспортному отделу. «Ты не должен чувствовать себя виноватым.» - сказал Бековски, подняв бровь и покачивая бутылочкой пива. И Коул не чувствовал себя виноватым.
До поры до времени.
***
Дверь открылась не сразу. Фелпс постучал уже три раза. Должно быть дома никого нет. Он занес руку для очередного стука, рассчитывал постучать посильнее, чем в прошлые разы. Занес и остановился. Рука заметно дрожала на весу, пока Коул собирался с силами. Он совсем не хотел, чтобы Рой открыл дверь. Не хотел увидеть этого ублюдка снова, заговорить с ним, услышать его. Последние несколько месяцев работы с Эрлом вызывали у него тошноту только от одного упоминания его имени. Сейчас же Коул чувствовал что-то другое – помимо отвращения. Он не удивлялся этим эмоциям, они были вполне нормальны в его положении; положении «предателя». И по пути к дому Роя, и стоя перед дверью Коул спрашивал себя:
- И что же я делаю? Что я ему скажу?
- Если ты успеешь, прежде чем он зарядит тебе леща. Какое твое дело, что с ним будет теперь? – Бековски передал ему кофе через крышу машины. – Ты сделал хорошее дело, заявив на этого петуха. Несмотря на то, что ты теперь персона нон грата… Но я все еще тебя люблю.
Фелпс постучал еще три раза: первые два – слабые – больше для осознания, третий раз он опустил кулак на дверь со всей силы, чтобы хоть кто-нибудь наконец его услышал.
И его услышали.
По ту сторону началось интенсивное движение: скрип, стон, кашель, звон пары бутылок, но дверь не открылась. Шаги приблизились, но остановились. Коул чувствовал, как Рой сверлил его взглядом сквозь дверной глазок. Коул приблизился ближе к двери, чтобы его было лучше слышно.
- Послушай, Рой. Я не могу сказать тебе, что в твоем положении нет моей вины. Я исполнял свой гражданский долг. Ты сам должен понимать, в какое положение ты меня поставил. – Он сам понимал, как абсурдно звучат его слова, как глупо то, что он пришел сюда.
- Какого черта ты тут делаешь? – Эрл на той стороне боролся с дверной цепочкой и наконец взял верх.
Дверь открылась.
Коул видел лучшие дни своего бывшего напарника, и сегодня не был один из них. Заросший щетиной, с мешками под глазами и скорбным выражением лица, Рой выглядел так, будто только что встал из могилы. Мятая майка и полосатые пляжные шорты не делали его лучше. Они придавали ему еще более безнадежный вид.
В дни совместной работы Коул Фелпс никогда не видел на своем напарнике такого лица. Такого эмоционального разброса в глазах, как сейчас. Тщеславный, грязный, лживый – таким был для Фелпса Рой Эрл, опасным человеком.
Таким он не являлся сейчас. Сейчас Рой Эрл был не опаснее щенка, не опаснее ребенка, у которого Коул с легкостью отобрал конфетку. Которую он бы с радостью ему вернул, если бы можно было повернуть время назад.
Между мужчинами повисло тяжелое молчание.
С тех пор как Коул заявил на Роя в свой же участок по обвинению в пособничестве преступности прошло уже два месяца. Фелпс был снова переведен в отдел транспортных преступлений. Он был рад, что его не отстранили от дел, рад, что он снова может работать со Стефаном, но очень уязвлен: потерей места, движению по карьерной лестнице вниз, расставанию с женой, детьми и последующему разводу. Бековски как мог скрашивал его будни: разговорами про женщин, холостяцкую жизнь, машины, последние новости. Иногда, он вспоминал о том, в какое дерьмо впутался его коллега и тогда разговор приобретал более напряженный характер.
Хуже Коула Фелпса в этом участке чувствовал себя только Рой Эрл. Отстраненный от дел, закрытый в своем доме от глаз вездесущих папарацци. Временами он получал письма с угрозами от своих «дружков» из мафии. Временами в его окно влетали камни от разъярённой толпы, замешанной в том или ином деле, которое Рой, в большинстве случаев - удачно для себя, вел. Возможно в первый раз в своей взрослой жизни он почувствовал страх, неопределенность, сомнения в своей будущей судьбе. Все, что было построено им с самого основания: карьера, связи, дружба с правильными людьми, денежное состояние – все медленно рушилось. Он лишился работы, коллеги, боящиеся судебного преследования, отказывались с ним общаться, от знакомых высшего ранга он получал только угрозы, а последние деньги тратил на адвокатов и подкуп судей.
Нет, Фелпсу не было жаль. Маленькому гаденышу никого не жаль. Он растопчет тебя, смешает с песком под своим блестящим ботинком, только для того, чтобы подняться выше и выше. Не по карьерной лестнице, так по лестнице своей чертовой морали.
Белый рыцарь Лос Анджелесского полицейского участка никто иной как выскочка и Рой хорошо это знает.
Сидя сейчас в прокуренной квартире, пропахшей виски и дешевым табаком, на диване, с которого вихрем слетал пепел. Со стаканом в одной руке и сигаретой в другой. Перед судебными исками, посыпавшимися на него градом.
Он знает, что таким как Фелпс доверять нельзя. Нельзя сажать их за руль своей машины. Нельзя знакомить с женщинами. Нельзя хоть как-то подпускать их близко к своим, личным делам. Но мало знать.
- Вот, просто, уходи. – Закатил глаза Рой и захлопнул перед носом Фелпса дверь.